Лилия с шипами - Страница 44

Саня снял ремень, болтающийся позади него хвостом, и связал Мусе руки. Только после этого он, облегченно выдохнув, подошел ко мне, и, заглянув в глаза, участливо спросил еще раз:

— Как ты, цела? Выглядишь ужасно, честно говоря…

Я посмотрела на него, мельком глянула на Мусю, и вдруг на меня накатило такое чувство облегчения, что подогнулись от слабости ноги, а из глаз рекой потекли слезы. Ухватившись за воротник Сашкиной рубашки, чтобы не упасть, я зарыдала как малое дитя. Саня быстро подхватил меня и отнес на диван, за что ему была благодарна — родительская кровать сейчас для меня оказалась бы не лучшим местом для релаксации…

— Я все-таки вызову скорую, — решительно сказал Сашка, уложив меня, и полез в карман за мобильником.

— Не-ет! — заорала я, хватаясь за его руку — у меня с детства панический страх перед больницами, в их стенах у меня начинается приступ клаустрофобии, и лечь туда соглашусь только находясь на пороге смерти. — Никаких больниц! Со мной все в порядке! Помоги обработать раны, аптечка вон в том шкафу, анальгин дай, и буду как новенькая.

— Ну, смотри сама, — медленно произнес Саша, внимательно вглядываясь в мои, надо полагать, косящие от всего пережитого, глаза. — Только при одном условии — ты примешь успокоительного. Валерьянка или бром имеется?

— Настойка пустырника есть, — буркнула я, чувствуя, как на меня камнем ложится какое-то гадкое ощущение нереальности, и ненависти ко всему миру. Мне нужно было срочно остаться одной. Не могу больше никого видеть и слышать, пусть даже, и моего спасителя.

Пока Саня рылся в шкафу в поисках пластыря, йода, бинтов и пустырника, я, от нечего делать, рассматривала лежащего на боку, лицом в мою сторону, Мусю. Он уже пришел себя, но после нескольких попыток высвободить руки, больше не дергался, и выглядел на удивление спокойным. Взгляд его был как тогда, пуст и пугающ — словно он внезапно ослеп. С огромным удовольствием я заметила следы от моих ногтей — по четыре аккуратных полосы тянулись от уголков глаз к вискам, и выглядели весьма симпатично. В целом, он мне напоминал бэтмена в своей маске. Подумав, что попортила драгоценную Мусину шкуру, которую он холил и лелеял, и по слухам, ежедневно мазал всевозможными кремами, на меня вдруг накатил приступ веселья, и я принялась хохотать как безумная и смеялась до тех пор, пока меня не привела в чувство пощечина. Смех прекратился моментально, словно его выключили, и я с яростью и ненавистью взглянула на Сашку.

— Извини, мне пришлось это сделать, чтобы прекратить твою истерику, — пояснил он и, не давая мне раскрыть рта, приложил бинт обильно смоченный перекисью водорода, к порезу на шее.

— А-а-а! — заорала я, словно меня вновь начали резать.

— Тихо, не ори, уже все! — утешил Саня. — На-ка, подержи бинт, мне позвонить нужно.

— Куда? — сквозь зубы поинтересовалась я.

— Дежурную опергруппу вызову.

— Боже ж мой! Так сюда еще и толпища набежит! — я в возмущении откинулась назад, и существенно приложилась многострадальной головой к твердому переплету книги, лежащей на спинке дивана. — У-уй! Сань, забери его отсюда, ну пожалуйста, просто забери! Я хочу одна побыть! Очень тебя прошу!

— Извини, Лиля, я тебя понимаю, но тут должна отработать следственно-оперативная группа. Осмотр места происшествия обязателен, никуда не денешься…

— Сашенька, ну умоляю, только не это! Ну, хочешь, на колени встану?

— Лиль, извини, нет. И еще, тебе придется сейчас съездить в травмпункт, снять травмы. Заодно и обработают твои раны как следует. Спокойствие, только спокойствие, я тебя сам отвезу. Это быстро.

— Не хочу в больницу-у! — заныла я, понимая, что веду себя по идиотски, но остановиться не могла, наверно, это нервное…

— Это обязательное уголовно-процессуальное действие, предусмотренное УПК. Иначе всё это не будет иметь юридической доказательной силы, — был неумолим Санька, видимо, окончательно войдя в свою роль следователя. Отойдя в сторону, он быстро заговорил в трубку.

Не прислушиваясь больше, я в изнеможении разлеглась, по-прежнему, будучи не в силах отвести глаз от поверженного врага.

В этот момент во мне что-то отключилось и дальше воспоминаний нет, вплоть до того момента, как я пришла в себя лежа все на том же диване, но за окном уже было темно, и голова моя покоилась на какой-то слишком высокой и жесткой подушке. Я выгнулась, чтобы посмотреть, на чем же лежу, и уткнулась носом в чью-то руку. Что такое?!

Рывком вскочив на четвереньки, я чуть не упала на пол — рядом, откинувшись на спинку дивана и задрав подбородок кверху, спал Саня, а подушкой мне послужили, видимо, его колени. Ничего не понимаю… Куда девался день? Почему темно? Где Муся? Где обещанная опергруппа? А моя поездка в травмпункт? Черт, это что еще за провалы в памяти? Совершенно не помню, что я сегодня делала и говорила… И если все позади, то, что здесь делает Сашка? Охраняет меня, что ли? Так Леху арестовали или нет? Если да, то зачем здесь Саня? Да… Мне, похоже, все-таки прямая дорога к врачу, но не к травматологу, а к психиатру… Провалы в памяти — зловещий симптом. А еще и обмороки до кучи… Тут, наконец, в подробностях вспомнился вчерашний день, во всяком случае то, что было до отключки моей памяти, и меня пронзила резкая противная дрожь, такая сильная, что я прикусила себе язык, и невольно вскрикнула. Саша всхрапнул, дернулся и открыл глаза.

— О, проснулась? Ну как ты, Лиль? — сонно поинтересовался, растирая ладонями свое лицо.