Лилия с шипами - Страница 67

Я взяла сумку за ремень и волоком потащила её за собой по снегу. Идти мне, по счастью, было не так уж далеко — сквозь непрерывный гул в ушах доносился слабый лай собаки сторожа нашего дачного посёлка, других собак в эту пору здесь не было. Я шла, не замечая времени, и уже почти не чувствуя усталости. В голове не было ни одной мысли, просто шла себе и шла.

Сбоку от меня, там, где начинался лес, внезапно зашевелились кусты, осыпая снежные комья. Оттуда показалась знакомая серая морда. Я остановилась и без страха посмотрела на волка.

— Куть-куть, Волчик, поди сюда! — обрадовавшись произнесла я, ничуть не удивившись и протянула руку.

Зверь высунулся наполовину из кустов и принюхался. Вдруг прижал уши и, поскуливая, растворился в темноте.

— Волк, куда же ты? — крикнула негромко я, во всяком случае, мне казалось, что негромко, сейчас мой слух далеко не критерий… А может, это другой волк? Настоящий дикий волк, а я его как собачку подзываю? Ну и ладно, меня давно уже полагается кому-нибудь сожрать…

Отвернувшись, продолжила свой путь, совершенно не думая о происшедшем. После встречи со зверем я окончательно впала в состояние полной прострации, ни о чем не думая и никого не боясь.

Пройдя примерно с километр, я медленно миновала домик сторожа. Собака разрывалась за невысоким забором, пытаясь выпрыгнуть на улицу. Скорее всего, чуяла волка. Сторож на яростные призывы пса не реагировал, мне это было на руку — сейчас объяснения с охраной посёлка совершенно ни к чему.

Я шла, волоча за собой сумку, иногда перекладывая ремень из одной руки в другую. Впрочем, руки замерзли так, что потеряли всякую чувствительность. Ружье со временем превратилось для меня по весу в то самое бревно, что таскал Ленин на субботнике, если только, оно не было у него картонным… А уж сумка… Моя максимум двухкилограммовая сумка явно превратилась в чемодан набитый гирями и гантелями, ну, или, по крайней мере, кирпичами. Красными таким, тяжеленными кирпичами…

Расплывчатый образ кирпича все еще маячил у меня перед глазами, когда я остановилась и принялась растерянно оглядываться, словно очнувшись от сна. Долго смотрела по сторонам и никак не могла сообразить, где же нахожусь. На даче мне доводилось бывать только летом, поэтому белая пустая, словно вымершая улица и впрямь казалась какой-то чужой. Однообразные, белые же дома были совершенно неузнаваемы. Никак не удавалось сориентироваться, где же находится мой дом. Наконец мне удалось выцепить его взглядом из бесконечной череды домов, узнав его по флюгеру на крыше в виде белой кошки выгнувшей спину и вздыбившей хвост, больше ничьи дома не могли похвастаться таким украшением. Его сделал мой папа за год до своей гибели. Лаская взглядом родную кошку, отчетливо выделявшуюся на фоне темного неба, я облегченно вздохнула и быстро зашагала одеревеневшими ногами к своему островку безопасности, подхватив на плечо сумку. И тут же остановилась. До дома еще идти и идти, и я точно не смогу до него добраться, если дальше буду тащить свой груз. Надо от чего-то избавляться. Хотя бы от проклятущего ружья.

Недолго думая, я засунула его в поленницу, которую наши соседи сложили в расчете на отпуск посвященный целиком шашлыкам, но так и не израсходовавшие ни одного полена, по простой причине — главу семейства посадили, а жене после этого было уже не до шашлыков. Без обреза идти сразу стало много легче.

Через пять минут я была у своего забора. Теперь возникла новая задача: как попасть во двор? У меня был с собой ключ от двери коттеджа, но ключа от ворот я не захватила, он хранился отдельно, в шкафу. Прикидывая, откуда будет удобнее влезть на резной забор, утыканный по верху шипами, я медленно обходила его кругом. И неожиданно остановилась. В доме на первом этаже мелькнул свет! Судя по голубоватому оттенку, это был отсвет от телевизора. Восстановив дыхание, я встала на бревно, лежащее у забора, и, приподнявшись на цыпочках, заглянула во двор. Вроде бы все как обычно, но вот дверь гаража прикрыта неплотно… А у входа лежало колесо, которого там — это я совершенно точно помнила, раньше не было! Ведь машину, доставшуюся мне по наследству от отца, я ни разу не трогала, потому что не любила водить, хоть и умела. К тому же автомобиль сейчас находился на стоянке в городе. Только сейчас я заметила, что у въезда во двор расчищен снег.

Меня пробила нервная дрожь. Я спрыгнула с бревна и чуть не упала — ноги отказывались меня держать, к тому же их пронизала острая боль при соприкосновении с жестким настом. Думая лишь о том, что мне нужно оказаться как можно дальше от места, которое прежде почитала за единственное убежище, я в глубине души ощущала росток ярости и возмущения — ну, сколько же уже можно? Проще будет пойти и предстать пред светлыми очами Муси… А кто же еще может оказаться на моей даче? Простые бродяги, решившие там заночевать? Ага, и они же дорожку расчистили и колесо, видимо, в качестве оплаты за постой притащили.

Я задыхалась не теперь не только от усталости, хотя меня мотало из стороны в сторону все сильнее, но и от эмоций, рвущихся наружу. Эти эмоции я постаралась пустить в нужное русло, и ускорила шаг. Но через несколько минут выдохлась полностью и остановилась, держась за грудь и хватая ртом воздух. Куда же мне теперь? Отсюда до трассы пять километров. И неизвестно, остановится ли кто, ночь уже давно… Да и не дойти мне по заснеженной дороге.

Тяжело дыша, медленно пошла по улице, вглядываясь с надеждой в окна. Но нигде не было ни проблеска света. Неожиданно моего носа коснулся запах дыма. Кто-то из дачников все — таки приехал, и теперь топит баню! Ну, если они меня не впустят, то у меня два пути — либо сдаваться Мусе, либо выбрать сугроб помягче и с головой в него… Можно было бы еще сдаться сторожу, но я его терпеть не могла, и это чувство было взаимным — если б я подыхала у него на пороге, он бы меня никогда не впустил, а то б еще и сапогом припечатал, чтоб скорее сдохла…