— И чего ему надо было от тебя, представитель?
— Да, спрашивал, не ходил ли я вчера на охоту, и кто на твоей даче квартировал.
— Причем тут охота? — не поняла я.
— А он выстрел слышал, видимо, твой, высунулся с утра посмотреть — вечером не рискнул, а никого нет. Зато увидел, как со двора твоей дачи машина какая-то выезжала. И, знаешь, по-моему, он прекрасно знает, чья это была машина, но ни за что не признается… Эх, на допрос бы его, я бы этого конспиратора быстро расколол…
Сашка вышел первым. Оглядевшись, он убедился, что на улице никого нет, и махнул мне рукой. Издав судорожный вздох, я перешагнула порог с таким видом, словно сигала в пропасть, и быстро подошла к нему. Действительно, за ночь всю дорогу замело, и на ней виднелись только следы сторожа и его собаки. Впрочем, это еще ни о чем не говорило, те, кого я боялась, могли и не ходить прямо посреди дороги, а за кустами следов мы бы не заметили. Кстати, о кустах.
Как было договорено заранее, Саша шел первым, я двигалась, стараясь ступать только по его следам, и нервно оглядывалась, но повода для беспокойства не было. Мой защитник подошел к подлеску, начинающемуся сразу за дорогой, и закурил. Я приблизилась, затем, тесно прижимаясь к нему, обошла, и ступила туда, где следы уже были не видны — за кусты.
— Не бойся, — сказал Саня ободряюще. — Я тысячу раз здесь ходил, там что-то вроде тропинки есть, только старайся не сходить с нее. Саму тропу, конечно, не видно, но ты почувствуешь — шаг в сторону, и сразу начинаются бугры, кусты, корни и прочая лабудень. Просто иди параллельно дороге и всё. Ты меня будешь видеть. Главное что тебя с дороги не увидят, и твоих следов, конечно, тоже. Если что, сразу зови, я через кусты в момент могу перескочить. А может, не стоит нам весь этот маскарад устраивать, а? Чувствую себя полным придурком… Если бы не странное в последнее время поведение моего начальства, я бы давно уже смотался б на твою дачу и позвонил бы оттуда своим ребятам…
— Вот именно. Сам ведь понимаешь, что дело нечисто, и что нельзя нахрапом действовать, — решительно отозвалась я. — И мне совершенно ни к чему тут светиться. Да и потом — вчера никого не было на моей даче, а кто знает, пуста ли она по-прежнему или нет… И знаешь, ведь нет никакой гарантии, что Муся не у сторожа торчит… Не люблю я этого Николаича, плохой он человек… Ну да, это неподходящий момент, чтобы обсуждать свои симпатии и антипатии… Давай уже, пойдем, нам еще пять километров как-то отмахать надо…
И я зашагала, проваливаясь по колено в снег. Сашка вздохнул, выбросил сигарету и пошел по дороге. Он нес свою и мою сумки, да на плече чехол с ружьём. Я бросила тоскливый взгляд в сторону поленницы, где прятался мой обрез, о котором я наплела Сане, что выбросила где-то в снег, а где — не помню… Ну, его, пусть себе лежит, у Сашки есть свое оружие, на кой мне теперь обрез?
Поначалу я шла, постоянно останавливаясь и вздрагивая от каждого звука: хрустнул ли сучок, застучал ли дятел, скрипнули ли деревья.
Но вскоре брела уже ни на что не обращая внимания, чувствуя лишь, как нарастает усталость. Все труднее было выдергивать ноги из радостно облапливавшего их снега и пытавшегося оставить меня здесь, в лесу. Я так увлеклась борьбой с этой окаянной замороженной водой, что не сразу услышала собачий лай вдалеке. Ага, значит, мы как раз минуем домик сторожа — это, небось, его противная псина на Сашку разоралась. Самого Саню я не видела из-за густых кустов сирени, плотной стеной загораживавших дорогу и как бы обозначавших границу леса. Силясь хоть что-то рассмотреть за переплетениями белых, словно в весеннем цвету, ветвей, неожиданно для самой себя, остановилась. Стоя по колено в сугробе, я с недоумением озиралась, пытаясь понять, что же вынудило меня встать здесь. С деревьев на меня тихо падали пушистые снежные ошмётки, левую щеку слегка защипало — поднимался небольшой ветерок. Сашкины шаги были уже не слышны, видимо, он не заметил сам, как ушел вперед.
Пожав плечами я, было, сдвинулась с места, но снова остановилась. Да что ж такое? Непонятное, словно царапающее беспокойство никак не оставляло меня. Шаря взглядом вокруг, я вдруг наткнулась на какое-то темное пятно чуть впереди, сразу за кустом волчьей ягоды торчащей посреди незримой тропы. Одновременно с этим, на меня набросило запах псины. Пятно шевельнулось и выползло на видное место.
— Волк! — еле слышно воскликнула я и, ни секунды не сомневаясь, что это мой Волк, слегка подалась к нему. Но он не двигался, а просто смотрел на меня.
И вдруг мне в лицо словно ударило пучком тепла, и я УВИДЕЛА… Я смотрела глазами бегущего, счастливого волка. Он бежал рядом со своей волчицей, касаясь мордой её плеча. Волк был сыт, во рту чувствовался вкус крови только что убитого зайца, а в зубах мешался клочок шерсти. Звери просто бежали, полные сил и радуясь жизни. Вдруг раздался грохот, жуткий грохот, в волчьих ушах зазвенело, самец метнулся в сторону. Отбежав, он оглянулся — следует ли за ним волчица? Но ее нигде не было видно. Темнота…
Я заморгала, и изображение вновь проявилось, словно негатив проступил на пленке: страшное лицо Николаича с раззявленным, что-то орущим ртом. Под ногами его лежит ничком, на покрасневшем снегу волчица, а сам Николаич вскидывает ружье, и снова раздается тот жуткий грохот.
Я вздрогнула и пришла в себя. Замотала головой пытаясь вытряхнуть оттуда эти жуткие картины, в полной уверенности, что мне все это померещилось. Но нет, зверь по-прежнему лежал передо мной, загораживая путь. Я с жалостью посмотрела на него сквозь замутившие глаза слезы и присела на корточки.